– Давненько я так, от души, не играл, некому было слушать. Ценителя настоящего не находилось. Для меня эта гармошка как для виртуоза скрипка Страдивари.
– Ты не рассказал, Павел, куда подевалась та губная трофейная гармошка, которую тебе дядя Федор подарил, он ее из Германии привез.
– Ту я в Афгане потерял.., меня ранило, когда очнулся, первое, что сделал, – не к пистолету потянулся, а к инструменту… А ее нет… Может, теперь душман какой на ней играет… А может, лежит она между камнями, рассохшаяся… Лучше бы душман играл, инструмент жить должен. Когда скрипка не играет, она мертва, она – мебель, украшение, она не живая. Так и гармонь. Губная гармошка чем хороша? На ней душа играет, дух из тебя в нее уходит, ты через нее дышишь, своим дыханием согревая и оживляя…
– Красиво ты, Павел, говоришь…
– Вы хоть вещи с собой возьмите, – сказала Тамара, – куртки теплые захватите, смену белья, одеяло.
– Если есть деньги, никаких вещей в дорогу брать не надо! – Дорогин хлопнул себя по карману, в котором лежало портмоне. – Вся дорога, Паша, за мой счет: бензин, еда, ночлег!
– У меня дизельная тачка, так что солярка дешевле бензина обойдется.
Дорогин не стал говорить, что ему без разницы: соткой долларов больше, соткой меньше, погоды это не сделает.
Тамара проводила их до самых ворот и еще долго глядела вслед удаляющейся машине, пока она совсем не затерялась среди других автомобилей на оживленном шоссе.
– Часто из дому уезжаешь? – спросил Разлука.
– Случается…
– Спокойно она это воспринимает?
– Она у меня всегда спокойная. Нервы у нее железные. Знает, что ничего мне не докажет…
– Хорошо тебе, а мне в личной жизни не везет. Вроде и руки при мне, и голова на плечах, и деньги кое-какие водятся, а нормальной жены так и не нашел… Я тебя не спрашиваю, Сергей, откуда ты такими деньгами разжился, если просто так можешь десять штук бросить, значит, запас у тебя хороший остался.
– Я ими, Паша, не бросаюсь, я их на доброе дело использую. Случайно мне деньги достались… Я их не заработал, но и не украл, они мне именно достались.
– А дом, машина?
– Это все – ее.
– Заработала?
– Они ей тоже достались.
– Везет же некоторым. Ты всегда, Серега, счастливчиком был! Самая большая рыба тебе на крючок попадалась, и самое большое яблоко, и самые красивые девчонки с тобой дружить хотели, а я вроде всегда при тебе…
– Нет, Паша, когда ты на губной гармошке играл, это я при тебе был…
И мужчины, не сговариваясь, громко и весело запели. Хотя песня была грустная, им было хорошо; так хорошо бывает в жизни редко, лишь когда встретишь старинного друга после долгой разлуки и поймешь, что он совсем не изменился, во всяком случае по отношению к тебе, и голос его, хоть теперь и прокуренный, но такой же искренний и звонкий, как прежде, как в далекие небогатые, но счастливые годы.
– Ну ты и гонишь, – вдруг сказал Пашка, взглянув на спидометр.
– Я всегда так езжу. Я же каскадером был, а на гаишников у меня нюх. Я их за версту чувствую, за каким кустом прячутся, знаю.
– Мне же и с гаишниками не везет. Только выеду, тут же остановят и обязательно к чему-нибудь придерутся: то номера грязные, то дворники не работают, то выхлоп сильно грязный, то еще чего-нибудь. Не люблю я их.
– Кто ж их любит? Если человек не своим трудом живет, то его никто не любит! Грош ему цена! Хотя за ним огромные деньги могут стоять. Деньги могут любить, а человека нет.
До Твери за разговорами, за воспоминаниями доехали почти незаметно для Пашки. Ему казалось, что дорога пуста, и единственное, что он запомнил, так это то, что их не обогнала ни одна машина.
– Вот и стоянка наша, – Пашка помахал рукой сторожу, и тот беспрепятственно пропустил легковую машину. – Вот мой фургон, места в нем для подарков хоть отбавляй.
Дорогин выбрался из машины, с сомнением осмотрел добитый фургон:
– Слушай, Пашка, а это колесо до Гудауты докатит?
– Ты какое колесо имеешь в виду? Если переднее, то резина на нем относительно свежая.
– Ага, как у формулы 1, – ударив ногой по колесу, сказал Дорогин, – такое же лысое и гладкое, как на болиде у Шумахера. За две секунды, Паша, это колесо на трассе не сменишь. Не меньше часа провозишься. Давай договоримся так. Ты займись вещами, покупками, а я займусь твоей машиной. Где тут у вас автосервис?
– Я никогда в сервис не обращаюсь, все сам делаю, там дорого. Последнюю рубашку снимут.
– Оно и видно, – глядя на цветные провода, торчащие из-под приборной панели, тихо произнес Дорогин.
– Машина в порядке, техосмотр прошла.
– Наверное, коньяк проставить пришлось?
– У меня хороший друг, сосед по подъезду. Он все и устроил. Я ее даже на площадку не гонял. Приехал с документами на авто, он взял их у меня, все проштамповал и вечером принес. Мы с ним бутылочку уговорили. Все чин-чинарем. Я ему потом на дачу старый холодильник отвез.
Два дня Дорогин приводил машину в порядок, за всеми работами следил сам, словно собирался отправиться на добитом “фольксвагене” в кругосветное путешествие. Все, что можно заменить в старом микроавтобусе, было заменено. Дорогин его даже покрасил.
Пашка с трудом узнал собственный автомобиль.
– Сейчас бы его на авторынок, это ж такие деньги поднять можно! Он выглядит как новенький! Может, ты и двигатель заменил, Серега?
– Движок не трогал, механики сказали, что он в порядке. А вот коробку передач и тормозную систему пришлось заменить. По горным дорогам лучше ездить с исправными тормозами на хорошей резине.
– Я смотрю, колеса новенькие. И почему я тебя раньше не встретил!